Глава пятая ПОЭТИЧЕСКИЙ СОЮЗ

Так гений радостно трепещет.
Свое величье познает,
Когда пред ним гремит и блещет
Иного пения полет...
«Гений». 1825

Эпиграф к этой главе - строки из стихотворения Языкова на библейскую тему для альманаха Бестужева и Рылеева «Звездочка», который должен был заменить «Полярную звезду». Набранный и сверстанный, альманах не успел выйти в свет до 14 декабря 1825 года и так и остался в корректурных листах.

Пусть эти строчки прямо не относятся к двум поэтам - Пушкину и Языкову, но, читая их, словно видишь в них суть творческой дружбы двух гениев. В стихотворениях, посвященных поэтами друг другу, слышны радость, восторг, переполняющие душу при встрече с духовно близким человеком.

Восхищение талантом друг друга сближало поэтов. Но хотя слава Языкова была столь громкой, что современники часто ставили поэтов наравне, Языков посвятил Пушкину пророческие строки о том, какую роль сыграет он в судьбе и бессмертии самого Языкова:

Меня твое благоволенье

Предаст в другое поколенье,

И сталь плешивого косца,

Всему ужасная, не скосит

Тобой хранимого певца.

«А С. Пушкину». 1825

Высокая дружба классиков русской поэзии могла бы стать темой литературоведческого исследования, психо логического этюда или поэтического повествования в прозе. Можно было бы в хронологической последовательности выстроить поэтический ряд - стихи обоих поэтов, услышать, что сами они говорили о драгоценном для них в даровании и личности друга. Можно выстроить и другой ряд - письма, дошедшие до нас, и по ним судить о бога тейшей палитре светлых чувств в отношениях поэтов. Мож но представить и людскую молву, столь часто на свой лад перетолковывающую все. Можно привести отзывы крити ков, часто противоречивые... Но жанровые рамки книги позволяют раскрыть эту тему лишь скупым языком фактов

Общим другом Пушкина й Языкова был сосед Пушкина по Михайловскому имению Алексей Николаевич Вульф, учившийся, так же как Языков, в Дерпте. 20 сентября 1824 года опальный Пушкин послал Вульфу из Михайловской ссылки письмо:

«Здравствуй, Вульф, приятель мой! Приезжай сюда зимой, Да Языкова-поэта Затащи ко мне с собой Погулять верхом порой, Пострелять из пистолета.

...Уговори Языкова, да отдай ему мое письмо...»

Из Михайловского изгнания Пушкин обратился в этом же письме и к самому Языкову, еще не знакомому, с посланием, открывающим первую страницу дружбы поэтов:

Издревле сладостный союз Поэтов меж собой связует...

Об этом союзе говорит все содержание стихотворения, и даже стилистические особеннсти и те намеки, которые могли читаться между строк. О поэтической общности душ и настроений Пушкин пишет:

...Друг другу чужды по судьбе.

Они родня по вдохновенью.

Клянусь Овидиевой тенью,

Языков, близок я тебе.

О какой близости идет речь в этих строках?

Овидий - поэт, любимый Пушкиным, воспетый им в послании «К Овидию» (о судьбе опального поэта, изгнанного Августом в те же края, где был в южной ссылке Пушкин). Но «Овидий» - и название масонской ложи. Пушкин, выразитель политических идей наиболее радикальных элементов в декабристском движении 1821 -1822 годов, вступил в Кишиневе в масонскую ложу «Овидий», близкую декабристам. Политические намеки, тайнопись органически включились в лирику Пушкина. Конечно же, говоря «Клянусь Овидиевой тенью», Пушкин не клялся тенью масонской ложи, но этот намек политического характера мог уловить поэт, тоже близкий к политическим кругам. Пушкин обращается к нему как к собрату и по творчеству, и по убеждениям.

Есть в пушкинских строках и признание ценности радостной лирики Языкова дерптской поры: «...возвратился б оживленный Картиной беззаботных дней»; есть и обрисовка поэтического своеобразия Языкова: «...звучной лирою твоей». Даже в составных эпитетах послания («вольно-вдохновенной» и др.) слышна перекличка с лексикой Языкова. Эти тонкие стилистические нюансы, конечно, сразу оценит другой поэт.

О своей судьбе Пушкин говорит Языкову с дружеской открытостью'

Всегда гоним, теперь в изгнаньи Влачу закованные дни. Услышь, поэт, мое признанье, Моих надежд не обмани.

На этой оценке своего положения, данной самим поэтом в послании «К Языкову», часто основываются суждения исследователей творчества Пушкина. А строка «Всегда гоним, теперь в изгнаньи...» дала название роману И. А. Новикова: «Пушкин в изгнании».

На послание Пушкина Языков ответил юношески восторженными строками, в которых рисуется душевное настроение и жизнь самого Языкова:

Бог весть, что в мире ожидает Мои стихи, что буду я На темном поле бытия, Куда неопытность моя Меня зачем-то порывает; Но будь что будет - не боюсь,

В бытописаньи русских муз Меня твое благоволенье Предаст в другое поколенье «А. С. Пушкин получил этих стихи через их общего друга Вульфа и в марте 1825 года написал: «...послание его и чувствительная Элегия - прелесть...».

Насколько высоко ценил Пушкин талант юного дерптско-гостудента, как дорожил каждой его строкой, видно из этого же пушкинского письма. При переписке стихов Вульф пропустил одну строчку. Об этом Пушкин пишет ему: «...в послании, после Тобой хранимого певца, стих пропущен. А стих Языкова мне дорог.

Языков получил письмо с приглашением Пушкина в 1825 году, а встреча поэтов произошла лишь на следующий год: в 1826 году Языков приехал в гости к соседу Пушкина, А. Н. Вульфу, в Тригорское.

Время заслоняет реальную картину давно промелькнувшей юности двух поэтов - почти сверстников. Иногда говорили, что не случайно на стихотворение Пушкина, написанное в сентябре 1824 года, Языков отвечает лишь в начале 1825 года. Но послание Пушкина стало известно ему лишь в 1825 году, когда он вернулся в Дерпт со свадьбы брата. К тому же его мысли были заняты Светланой. Он, полный юных надежд, ждет ее приезда в Дерпт. Особенно много он написал ей в альбом в 1825 году.

Летом 1825 года Языков отправился за Светланой в Петербург Здесь, видимо, обновились декабристские знакомства. Так, Языков пишет родным о стихах, которые он посылает Рылееву.

Подробно пересказывает Языков в письме к брату, Александру Михайловичу, от 19 августа 1825 года все добрые вести о незнакомом еще Пушкине, привезенные его другом Вульфом: «Сюда приехал из Пскова студент здешнего университета, приятель Пушкина; говорят, что Пушкин уже написал два действия своей трагедии „Годунов", что она будет прекраснее всего, им доселе писанного, что „Цыганы" скоро напечатаются, что Пушкин не хотел лечиться у Мойера потому, что надеялся получить позволение ехать для лечения за границу...» Предполагают, что Языков мог опасаться свидания с Пушкиным, живущим в изгнании, и потому не откликнулся на его зов сразу. Но даже если летом 1825 года потребовалась бы решительность для встречи с опальным Пушкиным, то еще опаснее становилось такое свидание в 1826 году, после подавления восстания декабристов в декабре

Колебания застенчивого Языкова предвидел Пушкин, написавший Вульфу: «Уговори его». В мае 1826 года Пушкин именем славы и чести России требовал от Вульфа привезти Языкова, которого назвал «вдохновенным»: «Вы мне обещали писать из Дерпта и не пишете. Добро. Однако я жду Вас... *и надеюсь обнять в начале следующего месяца. Не правда ли, что Вы привезете к нам и вдохновенного? Скажите ему, что этого я требую от него именем славы и чести России... Привезите же Языкова, и с его стихами».

Сохранилось свидетельство А. Н. Вульфа о том, как застенчивый Языков был именно «доставлен» им в Тригорское и Михайловское, потому что «Языков... был не из тех, которые податливы на знакомства, его всегда надо было неволею привезти и познакомить даже с такими людьми, с которыми внутренне он давно желал познакомиться, до того застенчив и скромен был этот человек, являвшийся по стихам своим господином, совершенно иного характера».

Но при всей застенчивости Языкова из его писем видно, что он стремился в те края, где томился опальный поэт. В мае

1826 года Языков пишет Александру Михайловичу: «Вот тебе новость о мне самом: в начале наших летних каникул я поеду на несколько дней к Пушкину. Кроме удовлетворения любопытства познакомиться с человеком необыкновенным, это путешествие имеет и цель поэтическую: увижу Изборск, Псков, Печоры - места священные Музе Русской, а ты знаешь, как на меня они действуют!.. Но, друг мой, человек всегда человек, я всегда я, без денег далеко не уедешь»

Робкий этот намек остался без ответа. Деньги. Их отсутствие чуть было не помешало встрече...

Истинным вдохновением, глубочайшей любовью исполнены строки нового послания к Пушкину, написанного 16 августа 1826 года - как воспоминание же о днях, соединивших поэтов дружбой:

О ты, чья дружба мне дороже Приветов ласковой молвы, Милее девицы пригожей, Святее царской головы!

Алексей Николаевич Вульф вспоминает об этих летних днях: «Сестра прекрасно варила жжёнку. Сидим, беседуем, распиваем пунш. И что за речи несмолкающие, что за звонкий смех, что за дивные стихи то того, то другого поэта сопровождали'нашу дружескую пирушку! Языков был страшно застенчив, но и тот, бывало, разгорячится, и что за стихи говорил он то за чашей пунша, то у ног той же Евпраксии Николаевны!» (сестры А. Н. Вульфа).

Об этих беседах с «пророком изящного» Языков восторженно вспоминает:

Зовем свободу в нашу Русь.

И я на вече, я на небе!

И славой прадедов горжусь!

«А. С. Пушкину». 1826

Уже в этих юношеских стихах свобода и история Родины для поэта не противопоставлялись, а были неделимым сочетанием.

В то лето, когда судьбы поэтов еще вершились, Языков в своих стихах уверенно говорит об их союзе:

Огнем стихов ознаменую Те достохвальные края И ту годину золотую, Где и когда мы - ты да я, Два сына Руси православной, Два первенца полночных муз - Постановили своенравно Наш поэтический союз.

Не случайно, как показало время, произнесено Языковым слово о «своенравном» заключении поэтического союза. Существование этого союза, вопреки очевидности, не раз пытались оспаривать, стремясь после смерти поэтов разобщить их имена. С. П. Шевырёв, знавший о лете 1826 года не понаслышке, а со слов самого Пушкина, говорил и о том, что Языков оказал влияние на его творчество: «Тогда старший представитель нового поколения поэтов создавал „Бориса Годунова" и „Полтаву"... Пушкин кланялся стиху Языкова. В „Полтаве" и других произведениях можно заметить даже языковское влияние - в отношении, в силе слова и течении рассказа».

В ответ на послание Языкова и последовали пленительные пушкинские строки, истинный портрет юного Языкова, вдохновенного поэта:

Языков, кто тебе внушил

Твое посланье удалое?

Как ты шалишь и как ты мил,

Какой избыток чувств и сил,

Какое буйство молодое!..

А. С. Пушкин. «К Языкову». 1826

В полемике литераторов о Языкове стало удобным аргументом утверждение Д. Н Садовникова, что Языков будто бы холодно и пристрастно относился к Пушкину.

<Вернуться к содержанию>