Глава восьмая «И РУССКИЙ БОГ ЕЩЕ ВЕЛИК»

<Вернуться к содержанию>

(К истории одной полемики)
Умолкнет ваша злость пустая,
Замрет неверный ваш язык:
Крепка, надежна Русь святая,
И русский Бог еще велик!
«К ненашим». 1844

Свое полемическое стихотворение «К ненашим» Языков завершил восклицанием, которым, по преданию, Мамай объяснил свое поражение на Куликовом поле: «Велик русский Бог!»

Из Михайловского заточения к не знакомому еще поэту Пушкин взывал: «Я жду тебя» - ив том же стихотворении пылко восклицал: «Клянусь Овидиевой тенью: Языков, близок я тебе». В наши дни читаем: «Языков был действительно очень одаренный поэт, но речь сейчас о другом...» (Се мен к о И. М. Языков. - В кн. «Поэты пушкинской поры». - М., 1970, с. 183). Приводим это замечание лишь потому, что в нем выразилось характерное отношение к поэту: пусть талантлив, пусть даже гениален, все же речь пойдет о другом: о «роли», которую поэт «разыгрывал» перед друзьями, читая свои стихи, или еще о чем-нибудь. Многое «другое» было сказано в уничижительных тонах об этой крупнейшей фигуре в поэтической истории нашего народа. Но вот любопытный феномен: идет время, и фигура Языкова становится все более притягательной для всех, любящих поэзию, у нас и за рубежом. В 1963 году на Международном съезде славистов в Австрии Г. Выт-женс выступил с докладом «Языков и немецкая литература»; появились диссертации о творчестве Языкова за рубежом, а затем и у нас.

Но «другое» существует, хотя, кажется, о чем, кроме самой поэзии, может идти речь, если оценивают стихи? Отчего вошло в традицию издавать Языкова, чьими стихами восхищались Пушкин, Жуковский, Гоголь, редко и мизерными тиражами? Отчего комментарии к его стихам обычно составляются по давно укоренившейся традиции? - хотя именно по отношению к Языкову традиционное комментирование оборачивается неправдой.

За долгие годы мы как-то притерпелись к играм «с односторонним движением», свыклись с навязываемыми нам мнениями «непререкаемых авторитетов». И не то что страшимся, но как бы некорректным считаем даже процитировать опровержение глубоко несправедливых мыслей авторитетного судьи. Словно можем разрушить пьедестал, на котором мы с привычным спокойствием созерцаем нами же созданный кумир. Все меньше остается у нас робости по отношению к недавним кумирам XX века, но век XIX, столь ностальгически нами любимый! Наши представления об этом времени так прочно, со школьной скамьи, устоялись, и нет решимости сойти с протоптанной тропинки, задать сами собой напрашивающиеся вопросы, услышать некогда звучавшие, но искусственно (или искусно) заглушённые голоса. А в разговоре о поэзии Языкова услышать эти голоса нужно хотя бы для того, чтоб самим решить, какое из литературоведческих определений цикла стихов, написанных Языковым в 1844-1845 годах, можно считать справедливым.

«Полемическими посланиями» или же «циклом антизападнических инвектив» чаще всего именуются в литературоведении написанные в декабре 1844 года стихотворения «К ненашим», «Константину Аксакову» и «К Чаадаеву»; ряд их пополнился в следующем, 1845-м году посланиями «П. В. Киреевскому», «С. П. Шевырёву», «А. С. Хомякову» Хотя эти стихи, кроме послания «С. П. Шевыреву», были опубликованы лишь через десятки лет после смерти поэта, но они сыграли большую роль и при жизни Языкова (поскольку по спискам, ходившим по рукам и произвольно комментировавшимся, были известны до публикации), и потом, когда поэта уже не стало. Именно цикл этих стихотворении сыграл главную роль в судьбе поэтического наследия Языкова, до сих пор столь мало знакомого широкому кругу читателей.

Обратимся к первому стихотворению этого цикла, с его укором «преобразователям России»:

О вы, которые хотите

Преобразить, испортить нас

И онемечить Русь, внемлите

Простосердечный мой возглас!

«К ненашим». 1844

Откуда возникло название стихотворения - «К ненашим»?

В 1842 году, за два года до написания этого стихотворения, В. Г. Белинский опубликовал статью «Педант», направленную против С. П. Шевырева; в ней под именем Картофелина, человека с бородавкой, поросшей волосами, Белинский подразумевал историка Шевырева, или «Ше-вьтку», как именовал ученого в своих письмах критик. По замечанию Александра Блока, составлявшего в связи с темой «Интеллигенция и народ» синхронистические таблицы XIX века, статьей «Педант» Белинский начинал войну со славянофилами.

Читая эту статью, нетрудно увидеть и то, чем обусловлено композиционное построение стихотворения Языкова «К ненашим», и то, откуда возникло само название этого стихотворения. Вот завершающие строки статьи Белинского, адресованные единомышленникам Шевырева: «Да мало ли еще можно написать таких типов? А газетёры, журналисты,   фельетонисты,   романисты,   нувеллисты,   водевилисты и другие ,,исты"?.. Вот где заключаются неисчерпаемые сокровища для „наших"...» (Белинский В. Г. Педант. - В кн.: Белинский В. Г. Собр. соч. в 9 т. - М., 1979, т. 4, с. 389).

В этом завершающем аккорде статьи словом наши обозначалась вся группа, близкая С. П. Шевыреву.

Не только название ответного стихотворения - «К ненашим», - но и его композиция перекликается со статьей Белинского. И как Белинский в своей статье, опубликованной в «Отечественных записках» за подписью Петр Бульдогов, обрисовал типажи лагеря славянофилов, назвав их наши, так же и Языков в своем ответном стихотворении намечал типажи лагеря западников, назвав их ненаши. Слово ненаш означало для него: нечистый, недруг, лукавый, бес (см. словарь В. И. Даля). От названия до заключительной строки стихотворение спаяно смысловым единством, символикой, использованной позднее в названии романа Достоевского «Бесы». Но при этом обличение противоположного лагеря идет в стихотворении как бы изнутри: это одноплеменники и братья, их не чураются даже в жгучем, больном споре.

Кто б ни был ты, одноплеменник И брат мой...

Далее следует противопоставляемый «нашим» Белинского перечень «ненаших»:

...жалкий ли старик, Ее торжественный изменник, Ее надменный клеветник; Иль ты, сладкоречивый книжник, Оракул юношей-невежд, Ты, легкомысленный сподвижник Беспутных мыслей и надежд; И ты, невинный и любезный Поклонник темных книг и слов, Восприниматель достослезный Чужих суждений и грехов...

Разве не противоречит литературоведческой концепции о «небиографичности» творчества Языкова то, что с самого первого момента появления этого стихотворения и до сегодняшнего дня наша пытливая мысль продолжает отыскивать прототипы этих «литературных типов»?

Вплоть до последнего издания стихотворений Языкова комментаторы могут лишь очень предположительно заметить (оговариваясь: «вероятно», «по-видимому»), что под «жалким стариком» подразумевается Чаадаев, под «сладкоречивым книжником» - Грановский, а под «поклонником темных книг и слов», вероятно, Герцен (см.: Я з ы к о в Н. М. Стихотворения и поэмы. - Л., 1988, с. 560, 561). Но в списке этого стихотворения у М. Н. Лонгинова «поклонником темных книг и слов» был назван вовсе не Герцен, а попеременно Чаадаев и А. И. Тургенев. Возможно, гипотеза о П. Я. Чаадаеве объяснялась тем, что он - «имел патент масонской верховной ложи», был «принят в общество тайных белых братий и возведен в высокую степень» (П ы-пин А. Материалы для истории масонских лож). Позднее высказывались сомнения в том, что здесь подразумевался А. И. Тургенев, поскольку ему посвящены «Стихи на объявление памятника историографу Н. М. Карамзину».

Бурная реакция на это стихотворение была вызвана тем, что в его строках слышалось обращение именно к современникам. Пожалуй, для нас не меняет дела то, что Герцен принял на свой счет строки, адресованные Грановскому, так же как то, что Белинский «педанта» адресовал Шевыреву. Но, может быть, именно приблизительность (и по сей день) догадок, к кому именно обращены эти строки, означает, что языковские укоры имели совсем не частный характер?

Разве представляло бы для комментаторов такую трудность раскрытие подлинных прототипов стихотворения «К ненашим», если бы Языков ставил перед собой задачу не художника (указать на явление, дать обобщенный образ), а документалиста, фельетониста (обличить определенное лицо)? Известно, что даже в басне - таком отвлеченном, казалось бы, от непосредственного факта жанре - за строкой часто угадывается история общества (вспомним Крылова, Лафонтеиа). В стихотворении «К ненашим» главным для автора было не обличение определенных литераторов, а выражение своего представления о любви к Родине, к народу, о духовном совершенстве, чему противоречит дерзость и заносчивость, воплощенные в «ненаших»:

Вы, люд заносчивый и дерзкой,

Вы, опрометчивый оплот

Ученья школы богомерзкой,

Для Языкова не любить Родину, ее означает быть одержимым нечистым высшим законам бытия:

историю, ее славу - духом, противиться

...в вас живет

Любовь не к истине, не к благу!

Народный глас - он Божий глас,

• Не он рождает в вас отвагу,
• Он чужд, он странен, дик для вас.

Обращение к «ненашим» проникнуто болью именно потому, что Родина, история у героев стихотворения и у автора одна, общая, а в измене родному, в отступничестве заключается для поэта самая большая вина:

Вам наши лучшие преданья Смешно, бессмысленно звучат; Могучих прадедов деянья Вам ничего не говорят; Их презирает гордость ваша. Святыня древнего Кремля, Надежда, силы, крепость наша - Ничто вам!

Пафос этого стихотворения - обличение опаснейшего зла там, где видел его Языков, обрисовка типов, а не портретные характеристики конкретных исторических деятелей, хотя повод для написания - конкретный. Как писал Языков Гоголю 17 февраля 1845 года, «речь идет о здешних, московских особах, которым не нравятся лекции Шевырева и потому они лгут и клевещут на него во всю мочь... Все личное достоинство их поддерживается в глазах так называемого „большого" света только их презрением ко всему отечественному».

«Во второй половине 1844 года, как известно, стало ходить по рукам написанное Языковым послание „К ненашим", получившее в свое время известность и звучными стихами (многие находили, что никогда еще стих Языкова не поднимался до такой высоты), и крайней запальчивостью», - писал В. Шёнрок («Вестник Европы», 1897, № 12, с. 645).

Языков не вкладывал в свое стихотворение смысла борьбы одной партии с другой. Для него смысл стихотворения шире: это - сражение за народ с силой, воплощенной для поэта в учении западников. В письме к брату он утверждает: «Едва ли можно назвать духом партии действие, какое бы оно ни было, противу тех, которые хотят доказать, что они имеют не только право, но и обязанность презирать народ русский... Лекции Шевырева возбуждают их злость... тем, что в этих лекциях ясно и неоспоримо видно, что наша литература началась не с Кантемира, а вместе с самою Россией. А в защите правого и, могу сказать, чистого и даже святого дела - я никакой низости не вижу, какова бы форма этой защиты ни была: есть то дух Божий и дух льстечь». (Языков Н. М. Сочинения. - Л., 1982, с. 379.)

Сама лексика стихотворения: хула, лесть, святотатство - обличает не столько реальных людей, сколько самое зло, потому что дерзость, гордость, лесть (лесть - означало: ложь), хула считались у наших предков «бесовским наваждением». Вспомним хотя бы пушкинское «бес, лести предан». Именно обличение самой идеи зла, которая не может победить, слышится в строках:

Русская земля От вас не примет просвещенья, Вы страшны ей: вы влюблены В свои предательские мненья И святотатственные сны! Хулой и лестию своею Не вам ее преобразить, Вы, не умеющие с нею Ни жить, ни петь, ни говорить!

И в этом контексте - обличения зла, беснования, неверности - становится органичной последняя строфа стихотворения (приведенная в эпиграфе): вера в неминуемую победу.

В конце января Гоголь писал Языкову, что сам Бог внушил ему «прекрасные и чудные стихи „К ненашим"». Очевидно, как борьбу со злом, воплощенным в людях, воспринимал эти стихи религиозно настроенный Гоголь, писавший далее: «Душа твоя была орган, а бряцали на нем другие персты. Они еще лучше самого „Землетрясенья" и сильней всего, что у нас было писано доселе на Руси... Бог да хранит тебя для разума и вразумления многих из нас».

В нашем литературоведении признается, что не только языковские послания, но и «резкие антиславянофильские письма и статьи Белинского... объективно способствовали окончательному разъединению двух главных направлений русского общественного движения тех лет - западников и славянофилов - на бескомпромиссно враждующие лагери» (В. И. Сахаров).

Полемические послания Языкова сыграли решающую роль в судьбе его наследия: многие годы читатели фактически лишены его стихов.

Свыше полутора столетий прошло с тех пор, как было написано стихотворение «К ненашим». Может быть, настало время относиться к ним как к факту общественной борьбы и читать так же, как мы читаем «Бесов» Достоевского? Может быть, пришла пора видеть философское содержание стихотворения, не пытаясь безуспешно отыскивать за обобщенными характеристиками реальные прототипы? Эти характеристики так и не поддались за полтора столетия безоговорочно точному определению.

В тех случаях, когда полемическое обращение имело точный адрес, Языков называл его открыто. Таким было послание «К Чаадаеву», написанное вскоре после стихотворения «К ненашим» и относящееся к одному из самых резких в цикле полемических стихотворений. В письме Языкова к брату Александру от 27 декабря 1844 года рассказывается история создания этого послания:

«В нашем кругу теперь волнение чрезвычайное, волны едва не хлещут друг друга... Ч[аадаев], даже Ч[аадаев] колеблется и выходит из себя: лекции Ш [евырёва] сильно его раздражают и проч. Впрочем, ему (Чаадаеву. - Е.) и достается за дело: вообрази себе, до чего он избалован поддакиваниями и подтакиваниями его нелепейшим выходкам на все наше, что на днях, на вечере у Павлова (речь идет о салоне Каролины Павловой и ее мужа, Н. Ф. Павлова. - Е. Я-), громогласно назвал Ермолова шарлатаном!.. Я пришлю тебе стихи, написанные мною к Ч [аадаеву]. Не правда ли, что этакая его наглость есть оскорбление общенародное, личное всем и каждому!! И что „почто молчать?"». (Языков Н. М. Сочинения. - Л., 1982, с. 378.)

Стихотворение это развивало мысль о вероотступничестве, об измене своему народу:

Вполне чужда тебе Россия, Твоя родимая страна! Ее предания святые Ты ненавидишь все сполна.

Ты их отрекся малодушно, Ты лобызаешь туфлю пап, -

Почтенных предков сын ослушный, Всего чужого гордый раб!

В диссертации о творчестве Н. М. Языкова, написанной Е. И. Хан, автор верно отмечает, что поэт обращается не столько к самому Чаадаеву, сколько к «нам», к обществу:

Свое ты все презрел и выдал, Но ты еще не сокрушен; Но ты стоишь, плешивый идол Строптивых душ и слабых жен!

Ты цел еще: тебе доныне Венки плетет большой наш свет, Твоей презрительной гордыне У нас находишь ты привет.

Действительно, большая часть стихотворения обращена не к самому Чаадаеву, а к тем, кто готов безразлично или с одобрением выслушивать хулу на свою страну, на свой народ:

Как не смешно, как не обидно, Не страшно нам тебя ласкать, Когда изволишь ты бесстыдно Свои хуленья изрыгать

На нас, на все, что нам священно, В чем наша Русь еще жива. Тебя мы слушаем смиренно, Твои преступные слова

Мы осыпаем похвалами, Друг другу их передаем Странноприимными устами И небрезгливым языком!

Читать далее>>

<Вернуться к содержанию>